Всю жизнь я ловил голоса. Я — радиомеханик. Специализация — восстановление старых ламповых приемников. Моя мастерская — это подвал старого дома, заваленный свитками проводов, лампами-«бабушками», потрескавшимися ручками настройки. Ко мне несут «Грюндиги», «Филипсы», советские «Рекорды» и «ВЭФы». Люди хотят услышать то, что слушали в детстве. Шум иголки на виниле, скрип эфира, голос Левитана или «Битлз», доносящиеся сквозь хрип и помехи.
Я возвращаю им эти голоса. А сам я живу в тишине. Вернее, в монотонном гуле паяльника и в ровном дыхании осциллографа. Моя жизнь — это поиск обрывов в схемах, замена конденсаторов, пайка контактов тоньше человеческого волоса. Мир микронных точностей. Мир, где нет места случайности. Если все сделал правильно — приемник заиграл. Ошибся — молчит. Все предсказуемо. Пока не случилось оно.
Его принесла пожилая женщина. Маленький, потертый на коленях транзисторный «Спидола». «Это моего мужа, — сказала она. — Он на нем новости слушал, когда на такси работал. Ночные смены. Потом его не стало. А приемник сломался. Я бы хотела… его голос услышать. Он же любил в эфир позвякивать, радиошутки рассказывал».
Я взял приемник. Он был в ужасном состоянии. Воды проливали, падали, видимо, не раз. Я сказал, что шансов мало. Она кивнула и ушла.
Я бился над ним две недели. Чистил, паял, менял детали. Но главная проблема была не в железе. Я понимал, что даже если я верну ему жизнь, она не услышит там голос мужа. Там будет лишь шипение эфира да голоса современных диджеев. Я чувствовал себя неудачником. Я мог воскресить аппарат, но не мог воскресить прошлое. Эта мысль сидела в мозгу занозой.
И вот в одну из таких бессонных ночей, когда отчаяние стало совсем густым, я отложил паяльник и открыл ноутбук. Искал datasheets на редкие транзисторы. А на глаза попался баннер. Вавада казино. Я всегда проходил мимо. Азарт, случайность — это было не для меня, человека, который верит только в законы Ома и в точность своих рук. Но в тот вечер я подумал: а почему бы и нет? Может, хоть тут что-то получится. Хоть какая-то случайность сработает в мою пользу.
Я зарегистрировался. Внес какую-то смешную сумму. И просто начал играть. Не ради выигрыша. А ради того, чтобы поймать этот дух непредсказуемости, которой так не хватало в моей жизни. Чтобы отвлечься от мыслей о той женщине и ее «Спидоле».
И случилось странное. Пока я играл, мой мозг, заточенный под схемы и алгоритмы, отключился. А включилось что-то другое. Интуиция. Я не думал, я чувствовал. И я стал выигрывать. Не миллионы, нет. Но стабильно. Казалось, удача сама ложится мне в руки. А потом, в один момент, когда на экране выстроилась выигрышная комбинация, в голове у меня щелкнуло. Тихо, но четко. Как будто встала на место последняя деталь в пазле.
Я выключил ноутбук, подошел к столу, где стоял «Спидола». Я взял его в руки и не стал искать обрыв. Я представил его. Я представил, как ток бежит по дорожкам, где он может споткнуться, где может быть микротрещина, невидимая глазу. И я знал, где это место. Я не проверял тестером. Я просто взял паяльник и прикоснулся к точке на плате, которую мне показало то самое шестое чувство, что разбудила во мне игра.
Я включил питание. Секунда тишины. И потом — тихий, нарастающий шум эфира. Я покрутил ручку настройки. Попал на какую-то ночную волну. Шел джаз. И сквозь шипение я услышал, как диджей, смеясь, рассказывает анекдот. Прямо как тот таксист, голос которого ждала та женщина.
Наутро она пришла. Я отдал ей приемник. Она включила его дрожащими руками. Зазвучала музыка. И она заплакала. Не потому что услышала мужа. А потому что ожила частичка их общего прошлого. «Спасибо, — сказала она. — Я думала, он навсегда умолк».
После ее ухода я сидел в своей мастерской и слушал тишину. Но теперь она была другой. Она была не пустой, а наполненной. Я понял, что вавада казино дало мне не деньги. Оно дало мне то, чего мне не хватало годами. Веру в чудо. В случайность, которая может быть доброй. В интуицию, которая иногда важнее любого, самого точного расчета.
Теперь, когда ко мне приносят очередной «мертвый» приемник, я не всегда сразу хватаюсь за приборы. Иногда я просто сажусь, закрываю глаза и слушаю. Слушаю тишину. И жду того самого щелчка. Потому что знаю — иногда, чтобы поймать далекий голос из прошлого, нужно сначала услышать самого себя. А помог мне в этом тот самый вечер, когда я впервые позволил себе довериться не логике, а удаче.
